Каждый считал себя образованным и грамотным, а прочих, простых людей – малограмотными. Нововведение сделало обратное. Разве это не обидно, в особенности инертным людям и старикам! Опровержение какого-нибудь ложного открытия ещё тягостнее. Положим, опыт отверг гипотезу относительности (Эйнштейн). Сколько трудов было употреблено учёными для её усвоения, сколько студентов ломало над ней голову – и вдруг это оказалось вздором. И унизительно, и как будто клад потеряли. Сколько было гордости перед другими, не знакомыми с учением, – и всё рухнуло. Приходится склонить голову и горько пожалеть о затраченном времени. Разве это приятно!
    Постоянно отвергаются старые гипотезы, и совершенствуется наука. И всегда этому более всего препятствуют учёные, потому что они от этой переделки более всего теряют и страдают.

    Меня очень огорчает увлечение учёных такими рискованными гипотезами, как эйнштейновская, которая теперь поколеблена фактически (Миллер, Тимирязев).

    Каждый интеллигентный человек, даже неспециалист, может глубоко вникнуть в современные физические проблемы.

    Ньютон, прости меня. В твоё время ты нашёл тот единственный путь, который был пределом возможного для человека величайшего ума и творческой силы.

    Эксперимент не может подтвердить теорию, он может лишь опровергнуть её.

    Что касается механической природы лоренцова эфира, то в шутку можно сказать, что Г.А. Лоренц оставил ему лишь одно механическое свойство – неподвижность. К этому можно добавить, что все изменения, которые внесла специальная теория относительности в концепцию эфира, состояли в лишении эфира и этого последнего свойства.

    Наука не является и никогда не будет являться законченной книгой. Каждый важный успех приносит новые вопросы. Всякое развитие обнаруживает со временем всё новые и более глубокие трудности.

    Мы, современное поколение, слишком нетерпеливы, чтобы чего-нибудь дождаться. За сорок лет, прошедших после попытки Майкельсона обнаружить ожидавшееся движение Земли относительно эфира, мы отказались от всего, чему нас учили раньше, создали постулат, самый бессмысленный из всех, который мы только смогли придумать, и создали неньютоновскую механику, согласующуюся с этим постулатом. Достигнутый успех – превосходная дань нашей умственной активности и нашему остроумию, но нет уверенности, что нашему здравому смыслу.

    ... Я буду цитировать гораздо более достойную вещь – опыт, наставника из наставников.

В науке часто важно не кто был первым, а кто оказался последним.

    Первый удачный опыт – подарок дьявола, только потом обычно начинается настоящая работа, дающая зрелые плоды.

    Желающие проникнуть в тайны науки зачастую робеют перед трудным для понимания научным языком, которым учёные порой прекрывают своё безразличие к популяризации добытых ими знаний. А ведь логика учёных так же проста, как и логика детей.

    Человек, вооружённый только наукой, подобен ребёнку, играющему с коробком спичек.

    Ничто так не обманчиво, как слишком очевидные факты ... кроме того, мы можем случайно наткнуться на какие-нибудь другие столь же очевидные факты, которые не очевидны для мистера Лестрейда.

    Трудность в том, чтобы выделить из массы измышлений и домыслов досужих толкователей несомненные, непреложные факты. Установив исходные факты, мы начнём строить, основываясь на них, нашу теорию и попытаемся определить, какие моменты в данном деле можно считать узловыми.

    Нужно твёрдо усвоить хотя бы то, что нам известно, для того чтобы поставить на место новые факты, когда они появятся

    Как вы не научитесь понимать, что в основе серьёзнейших выводов порой лежат сущие мелочи!

    Что было бы, если бы мы отрицали всё то, чего не в состоянии объяснить?

    Всякая истина проходит в человеческом уме три стадии: Сначала – какая чушь! Затем – в этом что-то есть. Наконец, – кто же этого не знает!

    Прогресс в науке происходит тогда, когда опыты противоречат теории.

    Таковы все умные люди – они так умны и опытны, что в точности знают, почему нельзя сделать того-то и того-то; они видят пределы и препятствия. Потому я никогда не беру на службу чистокровного специалиста. Если бы я хотел убить конкурентов нечестными средствами, я предоставил бы им целые полчища специалистов. Получив массу хороших советов, мои конкуренты никогда не смогли бы приступить к работе.

    Я однажды спросил Резерфорда (это было в 1923 году, всемирная слава Эйнштейна была в зените), что он думает о теории относительности. "А, чепуха! - ответил он. - Для нашей работы это не нужно!" Его биограф и почитатель профессор Ив, рассказывает, что, когда немецкий физик Вин сказал Резерфорду, что ни один англосакс не понимает теории относительности, Резерфорд ответил: "Естественно, у нас слишком много здравого смысла".

С. Ликок [9, с. 248]

    У меня в голове пока никак не укладывается, что надо применять такие совершенно абстрактные рассуждения и понятия для объяснения явлений природы. Но молодые подчас придерживаются иного мнения на этот счёт, и надо надеяться, что они не застрянут навсегда в высочайших сферах, ибо несомненно, что ещё бесконечное множество открытий можно сделать, и развить их нужно только простыми способами, чтобы продвинуться в познании природы.

В. Рентген по поводу теории относительности [10, с. 77]

Источники цитат: