[вернуться к содержанию сайта]
При счёте тридцать два – тридцать два у наших противников сломалась последняя клюшка, и мы великодушно согласились на ничью. Ребята стали расходиться. Я пошёл с Генкой к нему, чтобы забрать свой портфель. На завтра было задано очень много уроков.
Когда всё сделаешь, позвони, – сказал я, собираясь уходить.
Генка поскрёб затылок и сказал:
Послушай, Серёга, представь себе такую штуку. Вот сидят в соседних домах два умных человека и изобретают велосипед. Правильно? Не правильно. А вот если один человек сидит и изобретает велосипед, а другой, его сосед, пишет гениальную поэму. Совсем другое дело! Прогресс. Выходят они потом во двор. Один говорит: “Вот вам, товарищи, велосипед. Катайтесь на здоровье”. А другой говорит: “Вот вам, дорогие друзья, “Слон и Моська”. Читайте, наслаждайтесь”.
– Ну и что, – сказал я, не понимая, куда клонит Генка.
– А то, – сказал Генка, – что пойдёшь ты сейчас домой, будем мы сидеть и делать одни и те же уроки. Правильно? Не правильно. Ведь уроки прекрасно можно по очереди делать: сегодня ты, завтра я, сегодня ты, завтра я... Красота! Через день выходной! Хочешь – велосипед изобретай, хочешь – так отдыхай себе. Предлагаю испробовать новый способ прямо сегодня. Идёт?
– А что. Можно попробовать, – согласился я. – А с кого начнём? Ну, кто первый уроки будет учить?
– Кинем на “морского”, – предложил Генка. – Чтоб всё по-честному.
Мы кинули. Первым делать уроки выпало Генке.
– Всё по-честному, – вздохнул он. – Тебе повезло. Так что иди отдыхай. Через пару часиков заходи, перекатаешь.
Я уж было хотел уходить, потом сказал:
– Знаешь что, Генка. Я лучше у тебя отдохну. Ребята все разошлись, снег вон пошёл. Чего я буду один по улице ползать. И домой неохота.
– Ну, сиди, – сказал Генка. – Только не мешай.
Генка сел за стол, разложил учебники и зашуршал страницами...
А я развалился в кресле и стал отдыхать.
Но скоро сидеть в кресле и ничего не делать мне надоело. Я встал, прошёлся по комнате, достал с полки первую попавшуюся книгу и снова забрался в кресло. Книга оказалась третьим томом Толкового словаря русского языка. До чего же, оказывается, много слов, которых я не знаю! А ведь русский человек. Вот хотя бы “плагиат”. Я всегда думал, что это рыба какая-то. Оказывается, вовсе не рыба, а выдача чужого труда за собственное произведение. Любопытно. Или вот – “плебисцит”. Я и слова такого никогда не слышал.
– Генка, – позвал я. – Скажи-ка мне, что такое плебисцит.
Генка поднял голову, наморщил нос и сказал:
– Фурункул.
– Мимо, – сказал я. – Плебисцит, мой друг, это то же самое, что референдум. Улавливаешь?
– Ты что, издеваешься! – взвился Генка. – Я тут, понимаешь, корплю, уроки за него делаю, а он со всякой чепухой лезет! Сиди и молчи. Или гулять иди.
– Молчу, молчу, – сказал я и снова стал листать книгу. Но скоро это мне надоело.
Я прошёлся по комнате и заглянул Генке через плечо.
– Что же ты, Лобачевский, от тринадцати семь отнимаешь, а получаешь пять?
– Тебе-то что! – рассердился Генка. – Я уроки делаю, а не ты. Как хочу, так и отнимаю.
– Как это – как хочу? Ты же не одному себе, ты и мне делаешь.
– Ах, не нравится! Тогда сам делай и не придирайся.
– Ну ладно, – сказал я. – Не кипятись. Твори потихоньку. А я пойду погуляю, чтобы не мешать.
Я вышел на улицу. Во дворе было пусто, шёл снег и уже горели фонари. Я отошёл подальше от дома и посмотрел на освещенное Генкино окно. Но была видна только Генкина макушка. Я ещё немного потоптал свежий снежок и вернулся назад.
– Холодно, – сказал я. – Ну, сделал математику?
– Сделал, – ответил Генка. – Задача вот только не получилась.
– Давай вместе посмотрим, – предложил я.
Мы начали искать ошибку и в конце концов совместными усилиями задачу одолели.
Теперь, – сказал я, – ты мне должен полматематики.
Потом Генка засел за литературу. Нам было задано сочинение на тему “Моё любимое время года”. Так что Генке предстояло написать целых два сочинения. Я попытался включить телевизор, но Генка на меня так зашикал, что пришлось выключить. А я уже, честно говоря, начал изнывать от скуки. Я на цыпочках подошёл к Генке и заглянул в тетрадь.
– Во даёт! – прыснул я. – Ты бы хоть заглавие без ошибок написал. А то пишет: “Моё лУбимое время года”. Что это ещё за “лУбимое”.
– Опять лезешь, – сказал Генка. – И потом, если хочешь знать, это я своё сочинение пишу, а не твоё. Так что это мои ошибки. Лично мои.
– Твои, твои, – согласился я. – Никто их у тебя не отнимает.
Я открыл портфель, достал учебники и начал учить историю.
Всё равно историю Генка за меня выучить не сможет. А читать Толковый словарь мне надоело.
Наконец Генка сказал:
– Всё. Держи. Я тебе про осень написал. А себе про лето.
Почему же мне про осень? Я тоже лето больше люблю.
– Ну, должны же сочинения чем-то отличаться. И потом, чем осень плохо? Пушкин, между прочим, тоже больше всего осень любил.
Я не стал спорить, взял тетрадку и стал читать:
“Больше всего я люблю осень. Осенью люди пожинают свои плоды. В садах созревают яблоки, груши, сливы, вишни, персики и бананы. В огородах поспевают помидоры, огурцы, картошка, свекла, репка, тыква, турнепс и другие. На полях колосится рожь, пшеница и овёс. Фрукты и овощи очень полезны всем людям, потому что в них много всяких разных витаминов и фосфора. Я тоже люблю фрукты и овощи. Но больше всего я люблю виноград. Особенно мне нравится виноград под названием “дамские пальчики” и “кишмиш”. Потому что он без косточек. Осенью птицы улетают в жаркие страны.”
– Ну, нагородил, – сказал я, кончив читать. – Я у тебя обжора какой-то получился. А Пушкин, по-твоему, осень из-за “дамских пальчиков” любил? Или из-за фосфора?
– Не знаю я, за что Пушкин её любил, – сказал Генка. – Но ты-то ведь не Пушкин. И вообще: не нравится, сам пиши.
– И напишу. А то ты меня посмешищем перед всем классом сделаешь. Но учти: ты мне теперь должен полматематики и одну литературу.
– Ты записывай, записывай, – сказал Генка. – А то забудешь.
– Не забуду, – сказал я и засел за сочинение про лето. А Генка стал учить историю.
... В конце недели ситуация сложилась довольно запутанная. Генка был мне должен полторы математики и две литературы. А я задолжал ему одно рисование и кусочек ботаники. Мы даже пробовали своими долгами меняться. Но всегда начинался спор, и обмена не получалось. Например, Генка хотел поменять кусочек ботаники на полматематики. Ну разве это честно?
Но самая удивительная вещь случилась с нашими сочинениями про времена года. Когда Мария Николаевна раздала нам тетради, она сказала:
– Что-то сочинения Петрова и Лапина подозрительно похожи. Есть, конечно, отличия. В деталях. Но в основном... И про жаркое июльское солнце, и про велосипеды, и про подводное плавание – всё одно и то же. Попахивает плагиатом. Знаете, что это такое?
– Я знаю! – вскочил я с места. – Плагиат – это выдача чужого труда за собственное сочинение.
– Совершенно верно, – сказала Мария Николаевна. – Вот только не ясно, кто у кого списывал. Потому что ошибки даже почти одинаковые.
– Но этого не может быть! – выкрикнул Генка. – Ошибки у нас разные.
– К сожалению, может, – сказала Мария Николаевна и положила на парту наши работы.
Я схватил свою тетрадку, раскрыл и с ужасом прочитал заголовок: “Моё лУбимое время года”.
Дата установки: 25.08.2016
[вернуться к содержанию сайта]