[вернуться к содержанию сайта]

    Обращаясь к собравшимся, Виктор Амазаспович сказал, что встречи астрономов и строителей становятся доброй традицией у них. Они работают рука об руку. Каждый вносит свою лепту в общее дело. А потом перешёл к главному.

    – Я расскажу вам, товарищи, над какими проблемами мы работаем. Мы считаем, что в нашей Галактике есть звёзды старые и молодые. Тем самым опровергается антинаучное предположение, будто все звёзды возникли одновременно. Это предположение возникло на основе идеалистической теории о “расширении Вселенной” и первичного атома, якобы созданного богом.

    Образование звёзд в Галактике продолжается и сейчас, буквально на наших глазах. Звёзды возникают не поодиночке, а группами – ассоциациями, а внутри них – небольшими группами.

    Учёный изобразил это на доске.

    – А раз так, то возникновение разных членов группы взаимно обусловлено. Здесь всё взаимосвязано. Следовательно, совершенно отпадает теория о беспричинном возникновении звёзд из ничего и обнаруживается несостоятельность теорий, которые за последние годы распространились на Западе.

    Раздался вопрос:

    – Работают ли над изучением этих звёзд другие учёные? Что они говорят?

    Докладчик ответил:

    – Да, работают. Например, советские учёные: ленинградцы Мельников, Соболев и другие. Их выводы совпадают с нашими.

    Слово попросил Гагик Газарян.

    Гагик не волновался. Возраст и житейский опыт придавали ему уверенность.

    – Я не астроном,– сказал он,– но понимаю, что наши учёные многого добились. Они теперь не словами, а научными фактами могут доказывать, что звёзды рождаются на наших глазах, а не созданы в ветхозаветные времена богом. А раз так, то мы можем сказать им: выходит, не зря старались рабочие люди, когда строили телескопы, башни и лаборатории. Не напрасно сидите вы в них, уважаемые наши учёные.

    А позднее стало известно, какой огромный резонанс в мировой астрономической науке вызвали работы Амбарцумяна о небесных объектах нового типа, названных им звёздными ассоциациями.

    В 1948 году в Цюрихе должен был состояться очередной VII конгресс Международного астрономического союза (MAC). Это объединение учёных было создано в 1919 году в Брюсселе. Академия наук СССР стала его членом в 1935 году.

    Перед отъездом нашей делегации сотрудники обсерватории задавались вопросом:

    – Кто из бюраканцев поедет на конгресс в Швейцарию?

    – Точно пока не известно, но Амбарцумян включён в состав советской делегации. Он выступит с докладом о клочковатой структуре межзвёздной поглощающей среды.

    – А он будет что-нибудь говорить о проблеме изучения звёздных ассоциаций?

    – Нет! Он считает это преждевременным. Нужно ещё многое сделать, чтобы капитально обосновать основной вывод о расширении и распаде звёздных ассоциаций.

    На конгрессе в Цюрихе вопрос о звёздных ассоциациях отдельно не обсуждали, но косвенным выражением признания заслуг Амбарцумяна явилось то, что его избрали вскоре вице-президентом Международного астрономического союза. В английском журнале “Обсерватори” в отчёте о конгрессе было написано, что, пожалуй, самым интересным оказалось сообщение, не имевшее ничего общего с повесткой дня конгресса, а именно работа Амбарцумяна о клочковатой структуре межзвёздной поглощающей среды.

    Учёный детально доложил своим коллегам о работе конгресса MAC в Цюрихе. Подчеркнул, что все передовые иностранные учёные проявили живой интерес к работам советских астрономов.

    – Однажды ко мне обратился корреспондент буржуазной швейцарской газеты. Он спросил, каких учёных я считаю своими учителями. Я назвал великого русского астрофизика А. А. Белопольского и профессора Г. А. Тихова, рассказал о нашем вкладе в мировую науку, об огромной помощи, которую оказывают русские учёные развитию науки в республиках Советского Союза. Это интервью не было напечатано.

    Виктора интересовали многие темы, хотелось заглянуть в разные тайники науки. Уже были сделаны наброски нескольких научных работ. Одна из них, предназначенная для сборника студенческих статей математического кружка Ленинградского университета, была почти закончена. Уже давно молодой учёный нацелился на своих идейных противников. Повод дал английский астрофизик Эдуард Артур Милн. Тридцатилетний англичанин уже прославился в научном мире. Он опубликовал свою работу о лучистом переносе энергии в звёздных атмосферах. Этот труд хвалили многие солидные научные издания. Вскоре в журнале английского астрономического общества была опубликована статья студента Виктора Амбарцумяна. Надо полагать, она была написана достаточно обоснованно и остро, если почтенный журнал счёл полезным её напечатать. Статья в форме памфлета была направлена против умозрений и математического формализма Милна. Профессор чистой математики, в рассуждениях которого математическая задача иногда лишалась всякого физического смысла, получил серьёзный урок для размышлений.

    Тогда ещё не было известно, что Милн придёт к откровенно идеалистическому выводу о конечности мира во времени и поставит эпиграфом к одной из своих работ слова из Библии: “Вначале бог создал небо и землю”. Тем более заслуживало внимания, что молодой студент ещё тогда, в двадцатых годах, разглядел в будущем президенте Английского королевского астрономического общества идейного противника.

    Став зрелым учёным, Амбарцумян решил задачу лучистого переноса энергии в звёздных атмосферах. Позднее Милн полностью признал превосходство своего оппонента. Летом 1950 года в английском журнале “Обсерватори” появилась его статья. Милн писал, что не представлял себе, что эта теория, которой он тоже занимался, может достигнуть такого развития и красоты, какую она приобрела в исследованиях Виктора Амбарцумяна.

    ...Отшумел выпускной вечер. Можно потом многократно бывать в стенах родного университета, но навсегда остаётся в памяти первый шаг – день поступления и тот, когда покидаешь его стены.

    Диплом открывал путь в аспирантуру Пулковской обсерватории. В Пулкове уже знали о Викторе Амбарцумяне, который, окончив в университете два факультета, всеобъемлюще изучил астрономию и математику.

    В тридцатые годы весь астрономический мир отпраздновал 100-летие Пулковской обсерватории. Построенная по проекту известного русского архитектора А. П. Брюллова, она была оснащена самыми совершенными для своего времени приборами. Об этом позаботился её первый директор и основатель В. Я. Струве.

    Отсюда, с Пулковских высот, виднее небо. И хоть иногда мешает зарево огней великого города, но обычно пыльно-дымовая завеса висит намного ниже башен с телескопами, стоящими на высоте семидесяти пяти метров над уровнем моря.

    Виктор Амбарцумян всегда с трепетом переступал порог обсерватории. Он высоко ценил учёных, работавших в ней в прошлом и сотрудничавших сейчас. Здесь была колыбель отечественной астрофизики. В шестидесятых годах XIX века в Пулкове впервые было установлено астрофизическое оборудование. Это позволило П. Розену и Э. Линдеману сделать большое количество измерений блеска звёзд, в том числе и переменных. В 1876 году была основана астрофизическая обсерватория. Для неё построили специальное здание. Однако астрофизика приобрела в Пулкове полные “права гражданства” лишь в 1890 году, когда на пост директора был назначен крупнейший русский астроном Фёдор Бредихин. Он сменил Василия Струве. Впервые со времени основания обсерватории её ежегодные отчёты стали выходить на русском языке. Открылись двери для талантливых молодых воспитанников университетов. Раньше они либо вовсе не допускались к научной работе, либо им поручали чисто техническую, вычислительную работу.

    Бредихин – автор выдающихся научных работ. Он создал учение о кометах и метеорных потоках, теорию кометных форм, дал первую классификацию кометных хвостов. Молодые астрономы радовались, когда им удавалось поработать с Бредихиным.

    Научным руководителем Виктора стал Аристарх Белопольский, который вместе с Бредихиным считается пионером новой науки – отечественной астрофизики.

    И поныне в кабинете академика Амбарцумяна висит портрет его учителя, академика Белопольского, одного из виднейших учёных XIX и XX веков.

    Белопольский отличался самобытным складом ума, передовыми воззрениями. Этот труженик науки ненавидел догматизм и слепое преклонение перед авторитетами. Он мог целыми днями не выходить из астрономической башни, из лаборатории или мастерской, где принимал участие в изготовлении точнейших приборов и инструментов. В такие дни он говорил: “Нам, чернорабочим в астрономии, некогда следить за чужими трудами”. Конечно, это говорилось в шутку. Белопольский всегда был в курсе событий и открытий в астрономическом мире.

    Осенью 1928 года аспирант Пулковской обсерватории Виктор Амбарцумян встретился с Аристархом Аполлоновичем Белопольским.

    – Слышал, слышал о вас! – сказал он Виктору.– Значит, облюбованное вами поприще – астрономия. А я ведь стал астрономом случайно.

    – Но у вас, по-моему, нет оснований об этом сожалеть,– пошутил Виктор.

    – Сергей Костинский рассказывал мне, что ещё в ученические годы вы, Виктор, написали работу “Новый, шестнадцатилетний период солнечных пятен”.

    – Да. Хотя едва ли можно назвать это “работой”: мне было тогда всего одиннадцать лет.

    – Латинская поговорка гласит: “Пусть не хватило сил, нужно ценить старание”.– И, не ожидая ответа, Белопольский стал горячо говорить, как важно по-настоящему, до самозабвения посвятить себя науке, упорному труду, неустанным исканиям.

    Виктор слушал и думал: “Неспроста его называют “неистовым Аристархом”. Представляю, как грозен бывает он, когда распекает нерадивых!”

    О годах, проведённых в аспирантуре у Белопольского, Виктор не раз вспоминал, когда уже стал доцентом Ленинградского университета; вспоминал и после 1934 года, когда ему присвоили звание профессора.

    ...Начало тридцатых годов нашего века ознаменовалось обоснованием современной теории атома. Начинали свои исследования по ядерной физике, независимо друг от друга, молодые учёные Игорь Курчатов и Абраам Алиханов. Велись работы и в других советских институтах и лабораториях. Было известно, что проблемой атома занимаются учёные во многих зарубежных странах. В сфере науки, облюбованной Виктором, “атомный крен” в научных исследованиях создавал базу для бурного расцвета ещё очень молодой в те годы теоретической астрофизики.

    Свою деятельность в Ленинградском университете Амбарцумян начал с создания кафедры астрофизики, продолжив работу одного из своих учителей – Гавриила Тихова. Труды по астрофизике и звёздной астрономии сделали Амбарцумяна первым в Советском Союзе астрофизиком-теоретиком и принесли ему мировую известность. В 1935 году Виктору Амбарцумяну было присуждено звание доктора физико-математических наук.

    На учёном совете университета было сказано:

    “Из многих научных работ уважаемого коллеги Амбарцумяна всем нам хорошо известна его вышедшая в 1932 году работа “О лучистом равновесии планетарных туманностей”. Она имеет эпохальное значение для истории физики газовых туманностей”.

    Эта фундаментальная работа Амбарцумяна, открывшая серию его трудов по физике газовых туманностей, вызвала большой интерес у многих зарубежных и советских учёных. Посыпались запросы, появилась настоятельная необходимость популяризировать новую теорию. Академия наук СССР разъясняла: “Впервые правильное истолкование свечения туманностей было предложено известными астрофизиками Росселандом и Занстра, но только Амбарцумян дал точное математическое обоснование происходящих при этом процессов”.

    Со временем открытия, которым учёные не придали должного значения, оценили. Работы Амбарцумяна привлекли внимание многих учёных, особенно тех, кто интересовался проблемами звёздной динамики и внутреннего строения звёзд.

    Вскоре в Ленинград приехал известный астроном Субрахманьян Чандрасекар. Он всегда интересовался новыми идеями советских учёных.

    Амбарцумян знал о его трудах и был рад возможности познакомиться с учёным. Они встретились в 1935 году. Выяснилось, что обоих интересуют методы исследования.

    – В теоретической астрофизике есть два метода, два пути,– заметил Амбарцумян.– Первый: сначала наблюдать и размышлять над результатами наблюдений, а потом уже писать формулы; второй метод заключается только в выведении математических формул. Мы называем второе направление формализмом, и оно нам глубоко чуждо. Природу нельзя загнать в колодки чисто математических формул.

    – Но я прежде всего математик! – защищал второй метод Чандрасекар.

    Чандрасекар и Амбарцумян занимались одними и теми же научными проблемами. Почему же получались разные результаты? Чандрасекар погружался в мир уравнений, интегралов, сложнейших вычислений. Занимаясь чистой математикой, он был далёк от проблем физики. Через год после приезда в Ленинград Чандрасекар поздравлял советского коллегу с блестящим решением математической задачи, над которой более полувека бились Шварцшильд, Линдбланд и другие видные учёные. Практическое значение открытия Амбарцумяна заключалось в том, что во время Великой Отечественной войны советские лётчики и проводники видели противника в любую непогоду. Тем самым учёный внёс свою немалую лепту в победу над врагом. В 1946 году В. А. Амбарцумяну была присуждена Государственная премия.

    – Когда-то тебе, Виктор, ещё студенту, слали телеграммы, в которых шутливо называли профессором. Теперь ты настоящий профессор. Возглавляешь кафедру астрофизики университета. Трудишься в Пулковской обсерватории,– говорил отец. Успехи старшего сына радовали. У Виктора уже была семья, подрастала дочка Карина. Но большое горе, обрушившееся на всех, давило тяжёлым камнем: умер младший любимец – Левон.

    Смерть близких людей всегда причиняет острую боль. Позже, когда рана уже зарубцевалась, она даёт о себе знать при малейшем прикосновении. Тяжело переживал Виктор Амазаспович и смерть профессора Белопольского. Помогал заглушить боль утраты напряжённый труд.

    По аллее Румянцевского сквера рядом с Академией художеств в Ленинграде идут двое. Вместе им шестьдесят лет. Ей – три года, ему – пятьдесят семь. Внучка беседует с дедушкой. И мало кто подозревает, какие серьёзные последствия может иметь беседа с малюткой.

    Ах как трудно рассказать ребенку, почему “не все хорошие”, а “есть и плохие”, почему “не все одинаковые”. Дедушка долго думает, как бы объяснить это малышке. – Послушай, Карине! – говорит Амазасп Асатурович.– Все мы ходим в одежде, но она разная уже хотя бы потому, что дяди одеваются не так, как тёти, дети не так, как взрослые. Это неизбежно и правильно. Одному нравится один цвет одежды, другому – другой. Это тоже хорошо. Было бы скучно, если бы все носили платьица розовые, как твоё. Или вот ещё...

    Виктор вернулся домой уже поздно. Дочка уже спала. Отец ждал его к ужину.

    В беседе сын мельком упомянул о своём несогласии с каким-то англичанином.

    Бьют стенные часы. “Два часа ночи,– думает отец.– А у него еще горит свет. Работает”.

    Амбарцумян не торопится с оценками и выводами, а неутомимо перепроверяет и анализирует, обобщает и снова проверяет данные наблюдений.

    Свет ещё долго горел в комнате ученого. На столе “Учёные записки” Ленинградского университета с его статьей “Космогония и современная астрофизика”, “Астрономический журнал” со статьёй “К статистике двойных звёзд”. Слева – том полного собрания сочинений Маркса и Энгельса. Он раскрыт на той странице, где говорится о том, что в XVIII веке космогонические идеи Канта и Лапласа пробили брешь в “окаменелом воззрении на природу”, в основе которого лежала вера в божественность акта творения. “А что произошло потом?” Отвечая сам себе, учёный приходит к выводу: некоторые буржуазные учёные XX века не только не сумели двинуться дальше прогрессивных в своё время гипотез Канта и Лапласа, но фактически пошли вспять – к тем наивным религиозным представлениям, которые были разбиты передовыми мыслителями ещё полтора-два века назад. Потом было сделано несколько важных открытий. Но если говорить о науке в целом, об обобщении накопленных ею открытий и фактов...

    Виктор Амбарцумян высоко оценивает успехи коллег.

    – Можно утверждать, что за последние десятилетия астрономическое приборостроение в Советском Союзе развивалось совершенно невиданными темпами,– говорит он.– Большую роль в этом деле сыграл Иоаннисиян. Под его непосредственным руководством разработан ряд уникальных астрономических инструментов. Некоторые из них до сих пор всё ещё не имеют себе подобных в мире. В качестве примера можно привести менисковый телескоп с оптической системой Максутова, установленный в Абастуманской астрофизической обсерватории. Это самый крупный менисковый телескоп в мире. Баграт Константинович – главный конструктор зеркального телескопа имени Г. А. Шайна в Крымской астрофизической обсерватории – пока что самого большого зеркального телескопа в Европе... Мы, астрономы, благодарны ему за его замечательные приборы, которыми пользуемся ежедневно.

    Не могу не сказать, что Баграт Константинович с честью продолжает то дело, которому посвятил всю свою жизнь один из моих старых друзей, ныне покойный, Николай Георгиевич Пономарёв, которого я считаю основателем советского астрономического приборостроения. В молодости Баграт Константинович был его сотрудником и учеником.

    Пономарёв, Козырев и я учились в 1928–1931 годах в аспирантуре у академика А. А. Белопольского. Помню, как волновался Николай Георгиевич, когда по его проекту изготавливали первенца советского астроприборостроения – 12-дюймовый телескоп классической системы. Этот инструмент установили в Абастумани. На Балтийском заводе Ленинграда, куда мы ездили вместе с ним, изготавливалось литьё и некоторые крупные детали, и Пономарёв сам тщательно следил за всеми операциями. Сейчас этот первый советский телескоп считается уже небольшим, но если бы не он, нам было бы гораздо труднее достичь сегодняшних успехов.

Дата установки: 24.06.2012
[вернуться к содержанию сайта]

W