[вернуться к содержанию сайта]

Подольный Р.Г.
фантастическая повесть "Четверть гения",
фрагмент из одноимённого сборника, М.: Молодая гвардия, 1970, стр.22

    — Ты слышал когда-нибудь, Тихон, что такое — сверхценная идея?

    — Не-ет.

    — Так вот — она у тебя возникла, и это одно из самых печальных событий, которые могут приключиться |с человеком. Это ещё не сумасшествие, но может оказаться прелюдией к нему: идея, которая захватывает человека и забирает его у жизни.

    Я не буду выдумывать доводов специально для тебя, лучше прочту статью, которую вчера, словно нарочно, нашёл в одном журнале. Он у меня с собой. Так... — Карл лихорадочно перебросил несколько страниц. — Ну, слушай.

    “Звучит оно как будто очень похвально, даже сверхпоощрительно: не просто идея, и даже не просто ценная идея, но сверхценная. Но изобретал этот термин наверняка гражданин злой, да ещё с ироническим складом характера.

    Запала человеку в голову мысль, скажем, некая научная идея. Ну, запала и запала. Это бы ещё ничего, многие даже привыкли к такому. Идея закрепляется, осмысляется, обдумывается в деталях... Тоже неплохо. Даже хорошо. Человек проникается страстной верой в неё. И это ещё отнюдь не страшно. Но иногда весь этот нормальный и естественный процесс начинает бурно развиваться... в неестественном направлении. Идея становится крайне неуживчивой, разгоняет все доводы разума, клонящиеся к её неправоте, и воздвигает в конце концов вокруг себя непроницаемый барьер. Идея начинает определять все остальные мысли, всё поведение своего владельца... а точнее — своей собственности. И получает отнюдь не почётный титул “сверхценная”. Впрочем, надо сразу оговориться. Бывают случаи, когда этот эпитет оказывается отнюдь не издевательским. Случается, что такая идея завладевает подлинным гением. А гении — это их отличительная особенность — обычно позволяют пускать в себя корни именно идеям гениальным.

    Типичный пример сверхценной идеи, оказавшейся верной (сверхценной — потому что она вытеснила из жизни своего автора бесчисленное множество необходимых для полноты этой жизни вещей, включая искусство), — идея Чарлза Дарвина о происхождении видов путём естественного отбора.

    Но согласно подсчётам скептиков гениев на земле сравнительно небольшой процент. И их не берут в расчёт ни статистики, ни планирующие органы, ни психиатры...

    А вот число негениев со сверхидеями тоже с трудом поддаётся учёту, но, увы, по противоположной причине.

    В редакции любого журнала, любой газеты, в любом научно-исследовательском институте вам порасскажут невероятные истории об обладателях сверхценных идей.

    Да вот представьте себе, что вы заведуете отделом журнала и перед вами появляется скромный, тихий, явно очень застенчивый человек с сильно потрёпанным портфелем. И мягким голосом с убедительными, отнюдь не чрезмерно экстравагантными жестами начинает излагать свои соображения относительно состояния вселенной. По имеющимся у него догадкам, солнечные пятна представляют собой выходные отверстия полых каналов, пронизывающих наше светило насквозь.

    Значит, перед вами “чайник”, он же “шизофреник” по общепринятой во всех известных мне редакциях терминологии.

    Разумеется, автору интереснейшей гипотезы не сообщают, что к нему применён один из этих двух терминов. Ему или вежливо говорят, что его теории должны, бесспорно, восхитить сотрудников Пулковской обсерватории, а также Физического института Академии наук. Или... деловито объясняют, что изо всех возможных специалистов его предположения ближе всего касаются психиатра. Не надо обвинять журналистов в том, что второй вариант встречается крайне редко. Называть в лицо идиотом удобно только хороших знакомых, желательно — близких родственников. И потом, это, увы ещё никого не исправляло.

    Авторы, они же рабы сверхценных идей, склонны обвинять настоящих учёных в невнимании, боязни за свои места, инерции мышления и прочих нехороших вещах. Я тоже склонен считать, что в своих отношениях с этими несчастными учёные вовсе не без вины. Только она — в другом. В двадцатом столетии наука наконец-то получила подлинно всенародное признание. Попробуй-ка после атомной бомбы отрицать общественное значение её создателей! И тут же учёных охватила настоящая эпидемия самокритики. Почти всегда и почти всюду они подчеркивают теперь относительность своих познаний, сомнительность имеющихся доводов, некатегоричность теорий и предварительность гипотез. И выражают готовность изменить взгляды, если появятся новые факты.

    А журналисты радостно доводят такую точку зрения до десятков миллионов читателей, среди которых не могут не найтись потенциальные хозяева и рабы сверхценных идей. Придёт человеку в голову после прочтения научно-популярной статьи мысль, нисколько в общем-то не противоречащая тому, что было в данной статье изложено. И покажется ему эта мысль решением всей проблемы. Только об одном он забудет: что статья поневоле сверхповерхностное изложение идей учёных, что опровергать или подтверждать их доводы надо на уровне научных, а не научно-популярных статей, что для этого часто нужно знать самые сложные из разделов высшей математики.

    Чаще всего, конечно, сверхценные идеи не выглядят уже на первый взгляд безумными. Разве что для специалиста. Один мой знакомый, хороший инженер, отличный спортсмен, разносторонне эрудированный человек, сделал предположение, что вселенная не расширяется, а сужается. Его аргументы звучат вполне научно для любого юриста или биолога, но у астрофизиков от них волосы встают дыбом. Ему же самому тем легче было прийти к подобному выводу, что образование он получил в строительном институте.

    Сверхценная идея доктора геолого-минералогических наук относится к истории, доктора юридических наук — к биологии, и так далее. В своей области эти люди знали слишком много. Зато в чужих областях высказывать новые идеи оказывалось так легко...

    На первой стадии “заболевания” эти идеи представляют собой опасность больше для общества (время от времени о них, случается, печатают поощрительные статьи), чем для авторов. Поначалу ведь это даже не сильное увлечение, а мелкое хобби. Но всякую болезнь надо подавлять в зародыше! У автора сверхценной идеи есть выбор между тремя дорогами. На одной из них сверхценная идея постепенно будет вытеснена идеями просто. На другой — после насмешек друзей и недрузей — идея будет глубоко скрыта, но не забыта и, в общем, так и останется хобби.

    На третьей... На третьей он будет писать в журналы: “Если вы примете эту статью к печати, я сочту возможным выслать вам ещё шесть, в которых раскрывается происхождение жизни на Земле, излагается классификация элементарных частиц, описывается подлинная картина мира, затуманенная всякими идеалистами и рабами империализма вроде Эйнштейна, Бора и Гейзенберга”.

    Есть у человека в организме невидимая стена, отделяющая мозг от всего остального тела, своего род фильтр, не пропускающий из крови в нервные ткани возможные яды. Но некоторые вирусы и микробы способны преодолевать этот фильтр (его зовут гематоэнцефалическим барьером). И, как только они проникнут в мозг, крепость оказывается захваченной изнутри. Стены защищают теперь захватчиков. Фильтры отказываются пропускать лекарства. Совсем как в случае с вором, который пробрался в дом незаметно для сторожевого пса. И теперь тот вцепляется в синие штаны милиционера.

    Вот такая же штука происходит со сверхценной идеей. После того как она закрепилась в сознании, защитные психологические барьеры начинают работать на неё, отбрасывая самые разумные доводы.

    Страшно? Да.

    А ведь я вчера поймал себя на мысли о том, что красное смещение можно объяснить совсем не расширением вселенной (как считает большинство астрономов), а...

    Впрочем, я ведь по образованию историк и избавлю вас от своих рассуждений. Если б и себя тоже!”

Дата установки: 29.07.2007
[вернуться к содержанию сайта]

W

Rambler's Top100 KMindex

Hosted by uCoz